Ближе, чем она когда-либо была 3 страница

Ухмылка исчезла с лица Э.

— Что скажешь? Могу я поиграть с Данте?

Послышался звук металла, скользящего по джинсовой ткани, когда нож, который Э тайком протащил в клуб мимо llygad, оказался в его руке. Ронин резко схватил Э за запястье, фиксируя в районе бедра. Хватка усилилась. Лоб Э покрылся каплями пота, когда Ронин вывернул его руку, он скривился, обнажая зубы. Запах его боли, горячий и горький, словно желчь, ударил в нос Ронину. Нож со звоном упал на скрытый туманом пол.

— Попробуй, и я скормлю тебе твои собственные кишки, — процедил Ронин сквозь зубы. — Тронь его до срока и увидишь, сделаю я это или нет.

Э уставился на него сквозь темные очки, его ненависть мерцала в тусклом освещении, словно радиация, вытекающая из ядерной бомбы. Ронин вывернул запястье Э еще немного, затем отпустил.

— Ты забыл, что он из себя представляет?

— Нет, придурок, не забыл. Грёбаные кровососы.

Э потер запястье.

Он наклонился и подобрал свой нож с пола. Затем, словно фокусник на дешевом ресторанном шоу в Лас-Вегасе, заставил его исчезнуть. Сжав зубы, он развернулся и ткнул пальцем в бармена, затем указал вниз на свой стакан, на случай, если бармен был придурком.

— Ясно? — спросил Ронин.

— Куда уж яснее, — буркнул он.

Хорошенькая темноволосая девушка плюхнулась на колени к Данте, в то время как светловолосый юноша в бархате, кружевах и с темной подводкой на глазах стоял на ступенях и смотрел, как они целуются.

— Не забывай нашу цель, — пробормотал Ронин. — Помни, кто действительно заслуживает твоего… профессионального… обращения.

Взявшись за руки, темноволосая девушка и светловолосый юноша спустились по ступеням и растворились в толпе.

— Меченые. Они — то, что нужно.

Залпом допив остатки джина с тоником, Э с грохотом поставил стакан на барную стойку. Его губы растянулись в улыбке. Он посмотрел на Ронина.

— Увидимся позже, Том-Том.

Он покинул бар и затерялся в толпе.

— Веселись, — сказал Ронин сухо.

После того как Э исчез из поля зрения, он снова обратил свое внимание на постамент.

Не похоже, чтобы Э понял, что Данте представлял собой нечто большее, чем просто «кровосос». Он был рожден вампиром — редкая Истинная кровь. Факт, о котором, кажется, не знал даже сам Данте; невежество, которое Ронин надеялся использовать в своих целях.

Он наблюдал, как ДеНуар легко прикоснулся пальцами к вискам Данте. Мальчишка закрыл глаза, но лишь на мгновение. Высвободившись из-под опеки ДеНуара, он встал. Сбежал вниз по ступеням и исчез среди взволнованной, боготворящей его, тяжело дышащей толпы. Свет ламп стал тусклым, а затем и вовсе погас.

Ронин снова вставил беруши. Толпа гудела и вибрировала. Он вздрогнул, когда предвкушение толпы накрыло его, словно теплая морская волна. Сквозь тьму он всмотрелся в клетку. Чисто-белая кость, красное перо и кожаные амулеты свисали с ее металлических прутьев.

— Данте! Прекрасный ангел! — воскликнул тонкий женский голосок.

— Mon beau diable[14], — прокричал мужской.

Тихий рев прокатился по толпе, прежде чем голоса начали скандировать: «Inferno! Inferno! Inferno!»

Амулеты раскачивались и крутились от тепла, излучаемого телами, забравшимися в клетку. Серебристо-голубой ореол света окружал одну стройную фигуру.

Истинная кровь. Ронин глубоко вдохнул дымный пьянящий воздух клуба. Когда наши пути пересекутся, только один из нас уйдет в ночь.

Снова зажегся свет. Толпа взревела.

— Не могу поверить, что хотел этого, — прошептал Данте в микрофон.

Темные глаза скрывали очки. Микрофон покоился в его ладонях, словно лицо возлюбленной.

— Нуждался в этом. Привязанный к кровати. Не в силах освободиться.

Верхний свет мерцал серебряным огнем на кольцах Данте и вспыхивал на рядах пирсинга, украшающего каждое ухо. Данте раскачивал стойку микрофона взад и вперед, наклонял ее, затем отступал и снова дергал. Когда Данте снял микрофон со стойки, Ронин заметил, что его пальцы трясутся, поймал отблеск света, отразившийся от капель пота, пробежавших по вискам.

«Ему больно, — подумал Ронин, потягивая свой бурбон. — И он использует это».

Позади Данте оставшаяся часть «Inferno» молотила по своим инструментам — косы и дреды, мелькающие в воздухе, яростные движения, расплывшиеся очертания татуировок, пирсинг, кожа, сталь, миндалевидные глаза; кожа цвета ириса; острые носы; и крепкие гибкие мускулы.

Сбив ударом ноги стойку микрофона на пол клетки, Данте повернулся спиной к ревущей толпе.

— Твои обещания, словно черви, извиваются в моей душе… ласковый паразит…

Развернувшись, он упал на одно колено и скрестил руки над головой. Из зажатой в кулак руки, побелевшей от напряжения, свободно свисал, по-видимому, забытый микрофон.

— Я хочу больше… больше…

Несколько человек забрались на решетчатую крышу клетки и легли лицом вниз, раскинув руки и ноги в стороны, предлагая себя в жертву своему темному прекрасному божеству. Они выкрикивали его имя и, используя бритвы или канцелярские ножи, быстрыми резкими движениями перерезали себе запястья, предплечья и даже горло. Кровь стекала вниз, забрызгивая пол клетки и бледное лицо Данте.

Руки тянулись сквозь прутья, цепкие пальцы были готовы схватить одежду, плоть, волосы — все, до чего могли дотянуться. Три других члена «Inferno» отходили в сторону и отпинывались от них, продолжая играть, не сбиваясь с ритма.

Данте, однако, находился в опасной близости от прутьев и тянущихся к нему рук.

Ронин задавался вопросом, было ли это намеренно? Наказание? Или рассеянность?

— Мне нужно больше… — наполовину спел, наполовину прорычал Данте низким и надломленным голосом, кипящим от негодования.

Он остановился. И когда Данте внезапно запнулся, Ронин стал свидетелем того, как боль расцвела в полную силу. Глаза зажмурены, голова откинута назад, мышцы шеи натянуты, он прокричал:

— Больше вашей гребаной лжи!

Руки схватили его, рванули прямо на стальные прутья клетки. Данте сильно ударился плечом и был прижат спиной к бушующей толпе. Микрофон выпал и ударился об пол с пронзительным резонансным визгом. Дикая голодная толпа взревела. Пальцы сомкнулись вокруг Данте, сжимая его руки, ладони, бедра; хватаясь за одежду, цепляясь за волосы. Чужая плоть сковала его, словно заключенного.

Данте стряхнул свои неплотно сидящие очки, и они приземлились на пол прямо под ботинки клавишника. Темные осколки пластмассы и стекла разлетелись по клетке. Остальные члены «Inferno» продолжали яростно играть свою тяжелую и гневную музыку.

Ронин подался вперед, мышцы, словно пружина, очки сдвинуты на кончик носа. Почему Данте позволил им держать себя? Может он уступил боли? Смутное движение привлекло внимание Ронина. ДеНуар бросился от постамента к клетке со скоростью, Ронин был уверен, недоступной человеческому глазу.

Подпитываясь яростью и мукой Данте, толпа пульсировала, словно огромное сердце, его неистовый первобытный ритм подстегивал голод Ронина.

Его жажда вонзилась в него, подобно одному из ножей Э. Он шагнул в толпу. Горячие потные тела с силой толкались рядом с ним, кровь оглушительно неслась по венам, сердца молотом ударялись о грудную клетку. Не здесь. Он утолит свой голод в каком-нибудь промозглом переулке, наслаждаясь кем-то забытым и ненужным. Как чужак в этом городе, Ронин не хотел привлекать к себе внимание. Выскользнув из толпы, он вышел в прохладную туманную ночь.

Llygad кивнул ему. Его глаза, скрытые темными очками, без сомнения подмечали каждую деталь, язык тела говорил о настороженности. Ронин кивнул в ответ. Еще одна удивительная вещь. Почему llygad отказался от своей беспристрастности и объединился с одним Домом? И работает в качестве гребаного фейсконтроля?

— Данте, — прошептал Ронин. — Истинная кровь.

Прогуливаясь по сырой вымощенной улице, Ронин дошел до Канал-стрит. За каждую исчезнувшую этой ночью душу, ставшую для него кормом, несомненно, нужно благодарить Данте, подстегнувшего голод, спавший в нем долгие годы.

Сложный Путь

Хэзер отпила кофе с молоком из бумажного стаканчика, который, наконец, остыл настолько, что его стало возможным держать. Рассвет раскрасил горизонт оранжевым и персиковым цветами, позолотив низ облаков. Она зевнула и потёрла лицо. Ордер на обыск трепыхался на вентиляторе приборной доски арендованного Subaru Legacy. Она выключила обогрев. Двигатель машины щёлкал и потрескивал, остывая.

Хэзер припарковалась напротив загородного дома Данте. Забор из старого речного камня и чёрного металла окружал здание. По документам дом принадлежал Люсьену ДеНуару, но она подозревала, что, как и в случае с клубом, настоящим владельцем был Данте. Стены увивала густая зелень с благоухающими цветами. Массивные дубы дарили тень. На подъездной дорожке стояли фургон, навороченный Harley и маленький чёрный MG.

Хэзер взглянула на часы. Шесть тридцать. Около часа назад она видела, что на подъездную дорожку въехал фургон, а следом Вон на Harley. Из фургона вышли блондинка и симпатичный мальчик-панк. ДеНуар нёс Данте на руках, как ребёнка. Перепил? Или из-за мигрени? Все зашли в дом. Дверь закрылась, с тех пор никакого движения не было.

Хэзер почувствовала укол совести. Мигрени. Расширенные от боли глаза Энни, её безысходность. Покачав головой, она посмотрела на стаканчик с кофе в руке, потом взглянула в окно. Данте — не Энни, и с этим ничего не поделаешь. Он не оставил ей другого выбора.

Что-то странное было в отношениях между ДеНуаром и Данте. Любовники? Она прокрутила в памяти события в клубе «Преисподняя» в поисках зацепки. Вспомнила, что ДеНуар лгал об отсутствии Данте, затем, как он ринулся из-за нелепого трона, когда Пиджачок от Армани поднялся по ступенькам. Вспомнила, как ДеНуар сказал: «Он страдает мигренями», — и как услышала нотки защиты в его глубоком голосе.

Нет, наконец, решила Хэзер. Не любовники. ДеНуар защищал и заботился, но она не почувствовала ни сексуального подтекста, ни любовных флюидов между ними. Наоборот, они себя ощущали вполне комфортно друг с другом. Старые друзья, как-то так.

Хэзер вздохнула, затем сделала большой глоток быстро остывающего кофе. Хотя нет, что-то ещё было между Данте и ДеНуаром. Неразделённая любовь? Что-то в этом роде, тайная и скрытая, но только со стороны ДеНуара. Он неотрывно смотрел на Данте, когда они были вместе. По крайней мере, этой ночью.

Допив кофе, Хэзер бросила стаканчик под переднее сидение. Ей пришлось потратить немало времени и много обаяния, чтобы убедить судью выдать ордер на обыск. По правде говоря, она считала, что детектив Коллинз должен был приложить больше усилий, нежели обаяния. Несмотря на всё, ордер предназначался только для обыска внутреннего двора.

Хэзер посмотрела на затихший загородный дом. Темные шторы закрывали окна. Должно быть, все уже уснули. Самое время начинать обыск. Для Данте это будет тяжело, прекрасно. Гравий захрустел под её скетчерсами, когда она вылезла из машины и пошла к открытым воротам.

Хэзер проследовала вдоль дома по разбитой, с торчащими корнями деревьев дорожке к главному входу. Ступеньки скрипели под её весом, когда она поднималась. Она взялась за чёрный металлический дверной молоток в виде горгульи, закреплённый в центре, и несколько раз постучала по крепкой древесине.

Через некоторое время Хэзер постучала по двери ещё три раза. Звук пролетел по загородному дому и исчез в тишине.

Хэзер опять потянулась к дверному молотку, когда изнутри щёлкнули замки, и дверь со скрипом отворилась. ДеНуар оглядел Хэзер с непроницаемым лицом. До сих пор не переоделся. «Ещё не ложился», — сообразила она. Подвеска с острыми краями в форме «Х» на его груди блестела розовым в лучах восходящего солнца.

— Чем могу помочь? — спросил ДеНуар, его голос был глубоким и сдержанным.

Хэзер подняла ордер на обыск.

— Разбудите Данте.

ДеНуар нахмурился.

— Может, обыск будет произведен в более удобное время? Вечером, например?

— Нет.

Золотые искорки сверкнули в прищуренных глазах ДеНуара. Он хлопнул дверью, закрывая ее. Щелкнули замки.

Улыбнувшись, Хэзер расслабленно прислонилась к дверному косяку и посмотрела на часы. Она дает ему 15 минут на то, чтобы разбудить Данте, затем возьмет молоточек в виде горгульи и снова его использует. Она разбудит всех в этом проклятом доме, если потребуется.

Послушайте, мы не должны преодолевать такой тяжелый путь.

Это единственный путь, который я знаю.

Его выбор. Хэзер убрала ордер на обыск в сумочку. Его слова.

Пятнадцать минут прошли, и Хэзер ударила горгульей по двери. «Еще пятнадцать минут — плюс двадцать ударов», — подумала она, снова прислоняясь к дверному косяку. Светлеющее небо превратило орошенную траву в море, сверкающее бриллиантами.

Только Хэзер собиралась снова схватить молоток, замки щелкнули, и дверь открылась. Данте выскользнул из дома на крыльцо, застегивая ремень. Определенно, прямо из постели.

Хэзер пристально посмотрела на него, внезапно затаив дыхание, задержавшись на его бледном лице — темные глаза, размазанный карандаш для глаз с прошлой ночи, высокие скулы, полная нижняя губа… Она чувствовала отвращение к себе, потому что вела себя словно малолетка, выбитая из колеи красивой внешностью.

— Люсьен не лучшего мнения о тебе, — сказал Данте, проходя мимо неё и спускаясь по ступеням.

Он натянул серый капюшон толстовки, надетой под кожаной курткой, лицо осталось в тени.

Хэзер шла за ним по вздыбившимся каменным плитам.

— Жаль это слышать. С добрым утром, кстати, — сказала она. — Я получила ордер на обыск.

Данте поднял вверх руку в перчатке и, продолжая идти, очертил круг указательным пальцем.

— Моя машина на улице, — сказала Хэзер.

Данте прошел через кованные железные ворота.

Ошеломлённая увиденным, Хэзер встряхнула головой. Даже в это время дня Данте выглядел так, будто вырядился для сходки готов. Стильные солнечные очки, кожаные перчатки, кожаные штаны и сетчатая чёрная рубашка с длинными рукавами, под ней такого же цвета футболка, обе наполовину заправлены в штаны. Образ завершали чёрные байкерские ботинки с серебряными пряжками. На спине кожаной куртки надпись «БЕЗУМНЫЙ ЭДГАР». Аккуратно прикрепленные буквы были словно вырезаны из журнала, как в анонимной записке.

Ускорив шаг, она прошла мимо Данте, пересекла улицу и остановилась у припаркованного Subaru. Она разблокировала обе двери и, прежде чем сесть, подождала, пока Данте, сгорбившись, заберется на место пассажира.

— Ремень безопасности, — сказала она, пристегиваясь.

— На это тоже есть ордер?

— Нет, — ответила Хэзер, понизив голос. — Вот значит, как ты собираешься себя вести?

— Весьма вероятно.

Хэзер долго смотрела на него. Она открыла рот, потом закрыла. Не нужно ввязываться в спор. Оно того не стоит.

— Буду знать, — наконец, сказала она.

Включив зажигание, Хэзер перевела рычаг переключения передач в рабочее состояние и выехала на улицу, от колес во все стороны полетела галька. Данте опустил защитный козырёк вниз.

Она молча вела машину, пока не умерила злость и раздражение. Он устал. Я устала. Нервный — слово дня. Хэзер ослабила хватку на руле и легко повела Subaru по автостраде в Новый Орлеан.

Она поморщилась, озадаченная заполняющим машину маслянистым запахом, похожим на крем от загара.

— Это пахнет солнцезащитный крем?

— Угу.

Хэзер посмотрела на пассажира.

— Судя по слухам, ты играешь роль вампира?

— Не играю, — прошептал Данте.

— Ну да.

Хэзер смотрела перед собой, сфокусировав внимание на дороге. У неё возникло чувство, что Данте не шутил. Его сонный голос прозвучал искренне.

Она уже имела дело с подобным типом в психиатрической клинике за пределами Бойсе, где работала волонтёром с целью лучше понять разницу между психически больным и социопатом. И в надежде понять Энни. Готы, фанаты вампиров. Хотят быть особенными. У него, вероятно, зубные имплантаты, а в холодильнике он хранит кровь в пакетиках. Все это части бредовой идеи.

Хэзер посмотрела на Данте. Он спал, откинувшись на спинку сидения и повернув голову. Капюшон скрывал лицо, руки в перчатках расслабленно лежали на ногах.

— Эй, Данте, проснись!

Он не повернулся. Похоже, спал мёртвым сном. Продолжая следить за дорогой, она легонько хлопнула его по плечу.

— Ну же, просыпайся.

— Tais toi[15], — прошептал Данте, отворачиваясь, скрещивая руки на груди и располагаясь поудобней.

А он говорит по-французски. Или это каджунский? Он из Лафайетта, это территория каджунов, и говорит с лёгким акцентом.

Дождь начал накрапывать на лобовое стекло, ничего серьёзного, просто утренняя морось. Хэзер включила дворники. Что происходит с этим городом? Вампиры. Вуду. Города мёртвых. Она взглянула на Данте, он всё ещё сидел, свернувшись, дыхание было медленным, трудноуловимым.

— Ты правда считаешь себя вампиром?

К её удивлению, Данте пошевелился, сел ровно. Он надвинул капюшон дальше на лицо.

— Созданием ночи, — произнёс он, зевая. — Кем себя считать, не имеет значения. Разве ты смертная только потому, что считаешь себя таковой?

— Смертной? Конечно нет, — ответила Хэзер, посмотрев на него и пытаясь разглядеть лицо, — я родилась человеком. Как и все остальные.

Данте снова развалился на сидении, скрестил руки на груди и отвернулся к окну.

— Ммм, рад, что ты это выяснила.

Хэзер погрузилась в молчание. Она проигрывала ему. Возможно, он правда верил во всю эту ерунду с вампирами, может, просто хотел, чтобы она раскусила его. Или, но это лишь предположение, всё было только рокерским троллингом, лапшой на уши, и нечего накручивать себя.

Она устала, и это влияло на её способность размышлять. Она бросила взгляд на Данте: он спал или, по крайней мере, прикидывался спящим.

Въехав в город, Хэзер направила машину к Канал-стрит, затем от Канал до Ройал и, наконец, повернула на Сент-Питер-стрит. Повсюду на мокром от дождя булыжнике мостовой виднелись остатки вечернего веселья: яркие бумажки, бусины, пустые пластиковые стаканчики, чёрный лифчик. После буйства и безумия прошлой ночи квартал выглядел опустошённым и покинутым.

Хэзер припарковала машину напротив клуба. Она наклонилась и почти коснулась плеча Данте, чтобы разбудить его, когда он внезапно выпрямился и направил взгляд куда-то на верхние этажи. Нагнувшись, она выглянула через пассажирское окно, чтобы посмотреть, что привлекло его внимание. На четвёртом этаже была отрыта пара балконных дверей.

Хэзер вспомнила шторы, колыхавшиеся на ночном ветру, жёлтый отблеск свечей.

— Что-то не так?

— Надеюсь, нет. — Данте потянул дверную ручку.

Хэзер моргнула. Данте стоял на тротуаре, разглядывая окна. Она не видела, как он открывал дверь и выходил. Всё, что она успела заметить, — руку в кожаной перчатке на ручке, а затем услышала звук захлопывающейся за ним двери.

Что за хрень? Хэзер потёрла глаза. Он выскочил за секунду? Она настолько устала? Она присоединилась к Данте на тротуаре и проследила за его взглядом. Шторы медленно покачивались.

— Кто был там вечером?

— Я, — ответил Данте, но голос звучал издалека.

Опустив голову, Хэзер поняла, что Данте уже у входа в клуб возится с замком.

Проснись, Уоллес, ради бога. Она поспешила за ним, так как он уже толкнул тяжёлую дверь и шагнул внутрь.

Спертый запах дыма, разлитого пива и секса заполнял коридор. Данте стоял рядом с панелью безопасности системы сигнализации клуба. Красный свет от включенной таблички «ПЛАМЯ» освещал коридор, мерцая поверх его капюшона. Опустив капюшон, он поднял очки на макушку. Зеленые лампочки светились на панели безопасности. Он больше не выглядел сонным.

— Что-то не так? — спросила Хэзер, сделав шаг к нему.

— Сигнализация выключена, — ответил он.

Затем оглянулся на гудящую неоновую вывеску. Красные блики мерцали на бледном лице.

— Не думаю, что Люсьен мог забыть.

Хэзер выпрямилась, адреналин заструился по венам. Сердце забилось быстрее. Она сунула руку в карман плаща, нащупав пистолет.

— Оставайся здесь, — сказала она.

— Отвали, — ответил Данте.

И ушёл.

— Данте, нет, — прошипела она в мерцающую красным темноту, но его уже давно не было.

Как он так быстро двигался? Стероиды? Стимуляторы?

Достав 38-й кольт, Хэзер побежала по коридору, спиной придерживаясь стены, в клуб. По ту сторону от освещенных жутким красным светом пустых столов, стульев, клетки и трона она увидела Данте, на лестнице, огибающего третий этаж.

Пока она мягко ступала между столами, ее взгляд метался от тени к тени. Леденящее чувство тревоги, которое охватило ее у панели безопасности, не уменьшалось. Что-то было не так. И Данте шел прямо туда. Шел, черт, скорее телепортировался. Но он был гражданским под ее защитой, ее ответственностью.

Хэзер поднялась по ступенькам, спиной к стене, двумя руками взявшись за 38-й. Ее тусклая тень следовала впереди, и она вздрагивала каждый раз, когда ступени скрипели под ногами. Поднявшись на лестничную площадку второго этажа, она пригнулась, повернулась направо, затем налево, прежде чем снова выпрямиться. Она прислушалась. Старое здание скрипело. Мягкие шаги раздались на третьем этаже, потом затихли.

Она поднялась на следующий пролет, взглядом окидывая пространство от темной лестничной площадки третьего этажа до освещенного красным клуба за перилами из кованого железа. Ничего не двигалось в тени.

На площадке она снова пригнулась, поворачиваясь вправо, потом влево. Данте стоял в дверном проеме, рукой в перчатке опираясь на косяк. Хэзер выпрямилась. Подсвечники в форме горгулий, напоминающие произведения искусства, висели на стенах. Старый восточный ковер скрадывал ее шаги. Данте не пошевелился, никак не показал, что услышал ее или понял, что она подошла.

Тяжелый медный запах заполнил нос Хэзер, запах, который она слишком хорошо знала. В ее животе затянулся узел. Настойчивое кап-кап стало различимей, стоило ей приблизиться. Она шагнула к Данте, все еще держа пистолет обеими руками, и заглянула в комнату.

Все было хуже, чем она могла себе представить.

Намного хуже.

Магия и Тайна

Джоанна Мур стояла около окна своего офиса, наблюдая, как идет снег. Снег всегда заставлял ее думать о Рождестве и юности; она помнила магию, тайну крошечных блестящих окошек в рождественском календаре и сюрпризы, которые они находили, когда их открывали. В феврале в Вашингтоне были только скользкие тротуары и обледеневшие ветки деревьев, ему не хватало магии и таинственности.

— Э в Новом Орлеане, — сказала она, наконец.

— Совпадение, — ответил Гиффорд.

— Я так не думаю, — возразила Джоанна, — и мне это ни капельки не нравится.

Она отвернулась от окна, от снега и воспоминаний.

Гиффорд сел в мягкое кожаное кресло напротив стола Джоанны из вишневого дерева и нахмурился, посмотрев на увесистую папку на своих коленях. Он залез во внутренний карман пиджака и вытащил тонкую коричневую сигариллу.

Гиффорд покачал головой, не отрывая взгляда от папки.

— Невозможно, чтобы он знал об С или Плохом Семени. — Щелкнув зажигалкой, он поднес пламя к сигарилле.

Джоанна слышала, как табак сгорал и иссыхал. Сладкий вишнево-ванильный аромат вился в воздухе.

— Интересно. — Она подошла к столу.

На его поверхности были разбросаны несколько папок и дисков с пометками: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО» и «ИССЛЕДОВАНИЕ — ТОЛЬКО ДЛЯ СПЕЦ-СЛУЖБЫ».

— Последняя жертва встретилась с С. — Джоанна присела на край стола и пристально посмотрела на Гиффорда. — И ее зарезали во внутреннем дворе рядом с клубом.

Он посмотрел вверх, взгляд серых глаз был задумчивым.

— Опять совпадение.

— И снова я так не думаю. Э выжег знак С на груди жертвы.

Потянувшись, Джоанна выдернула сигариллу из пальцев Гиффорда. Поднесла к губам. Затянулась.

В его глазах появилась заинтересованность.

— Может, Э любитель музыки, — сказал он, — черт, может, он фанат «Inferno». У каждого серийного убийцы есть любимые группы.

Джоанна выпустила струйку ароматного дыма, наслаждаясь запахом табака и ванили. Она покачала головой.

— Нет. Он оставил сообщение. — Она протянула сигариллу Гиффорду, он забрал ее, на мгновение его пальцы коснулись ее, теплых и гладких. — Меня пугает до чертиков сама мысль, что у него может быть личная заинтересованность в ком-то.

— Оставил сообщение? — спросил Гиффорд и снова мельком посмотрел на папку на коленях. Пролистав пару страниц, он нахмурился. — Кому?

— Я не знаю, — тихо ответила Джоанна. — Может, С.

— Если это так, мы не должны волноваться, — сказал Гиффорд. Листы зашелестели. — С ведь не знает всего этого дерьма?

— Не после того как его память разорвали на части. Нет. — Поднявшись, Джоанна задела колени Гиффорда и вернулась к окну.

Снег продолжал падать. Приближающееся зимнее утро окрасило темно-серое небо в светло-серое. Плотная белая тишина, похожая на ту, что окружала ее сердце, опускалась на мир за окном.

Звук перелистываемых страниц прекратился.

— Заблокировали и разделили на части, — произнес Гиффорд, — согласно истории.

Джоанна слышала, как палец Гиффорда скользил от строчки к строчке в отчете.

— Я была там, Дэн, с начала и до конца, — сказала она. — Разорвали — более точное описание.

Образы проскользнули сквозь ее защиту, молчаливую белую баррикаду.

Худой двенадцатилетний мальчик в забрызганной кровью смирительной рубашке, подвешен вверх ногами к потолку, цепи крепились к его лодыжкам. Длинные черные волосы каскадом струились вниз, не касаясь его лица, кроме нескольких пропитанных кровью и потом завитков прилипших ко лбу и бледным щекам. Он висит неподвижно, борьба, ярость и горечь покинули его, как кровь, вытекшая из трупа.

Наказание закончилось, но никто не хочет опустить его вниз — кровь на стенах и искореженные тела на цементном полу заставляют их держаться на безопасном расстоянии за стальной дверью.

Джоанна заходит одна и сама вкалывает шприц с транквилизатором в шею мальчика. Она снимает цепи с крюка мясника и опускает мальчика на пол. Одурманенный и погруженный в сновидения, красивый ребенок-вампир, потерявшийся в безумии полового созревания.

Подняв его на руки, она относит его к другой клетке. Она дрожит, волшебство и таинство импульсами проходят по ее венам, сверкая в ее памяти, как и на Рождество. Душа мальчика для нее словно рождественский календарь; и с каждой новой частью, которую она обнаруживает, с новым витком или спусковым механизмом, появляется замечательный сюрприз.

Джоанна провела пальцами по коротко стриженым волосам, смотря на свое слабое отражение в окне. Привлекательная, около тридцати, блондинка с голубыми скандинавскими глазами, высокая и подтянутая. Полная противоположность рère de sang[16] во внешности. Но она и Ронин разделяли тягу к знаниям. В этом они были очень похожи.

Усталость накатывала на нее. Ей нужна была кровь, затем Сон. Она давно использовала весь лимит таблеток. И могла только откладывать Сон как можно дольше.

— То, что сделали с памятью С, не проблема, — ответила она, повернувшись к Гиффорду. — Волна убийств Э по всей стране и участие Бюро в этом деле — вот проблема. Я не знаю как, но Э привел их более или менее прямо к С.

— Ты хочешь остановить Э?

Джоанна покачала головой.

— Я хочу продолжить изучать его прогресс. Но меня нервирует то, что Бюро так близко.

— Понятно, — сказал Гиффорд.

Он наклонился вперед. Его взгляд задержался на Джоанне.

— И что ты хочешь сделать?

* * *

Люсьен сидел в темной гостиной, выпрямив спину, закрыв глаза, так он охранял тех, кто Спал в комнате наверху. Глубоким сном. За исключением одного. Одурманенные сном мысли Данте коснулись разума Люсьена. Он почувствовал борьбу Данте, который хотел оставаться в сознании, настороже. Проклятая женщина и ее чертов ордер на обыск. Люсьен вцепился в подлокотники кресла. Он сделал глубокий вдох и разжал пальцы. Успокоившись.

Он знал, насколько сложным и упрямым может быть Данте — дитя часто проверяло его железное терпение — и Уоллес просто среагировала на нежелание сотрудничать.

Но... почему Уоллес захотела обыскать внутренний двор? Что она надеется найти? И что из всего этого имеет отношение к Данте?

Люсьен открыл глаза и уставился в кромешный мрак. Тени обволакивали диван, книжные полки и напольные светильники, поглощая цвета. Снаружи чирикали птицы, оживившись с рассветом.

На какой-то момент Люсьен захотел подняться в небо и почувствовать теплые лучи на своем лице, спеть небесную песнь в золотом восходе солнца и услышать в ответ арию Падшего.

Но его небесная песнь не должна быть воспета. Дитя, которое он защищал, нужно было скрывать от Падших. Люсьен коснулся кулона, висящего на шее. Провел по краям буквы «Х», металл был гладким и теплым.

Руна Соглашения, дарованная ему Данте четыре года назад, — теплый и неожиданный знак их дружбы. Пальцы Люсьена сжались вокруг кулона. Грубые края впились в плоть. Он склонил голову и прикрыл глаза. Вспомнил неистовую и тяжелую Песнь Создателя, услышанную в ответ пять лет назад... вспомнил приземление на пристань рядом с Миссисипи.

Поиск по сайту: